"Права человека в системе правоохранительных органов"

Раздел 2.2. Права человека в системе правоохранительных органов

 

«… Я не пытаюсь уйти от ответственности и готов нести ответственность по закону только за содеянное. Полагаю, что оперативные сотрудники с целью улучшения показателей раскрываемости и отчетности искусственно создают лишние эпизоды особо тяжких преступлений (сначала провоцируют, а затем делают видимость пресечения преступлений) повышая таким образом свои показатели в борьбе с таким злом как я. Кто-то хочет въехать в рай на чужом горбу. Я для сотрудников простой уголовник, был бы я сыном какого-либо руководителя или бизнесмена, оперативники действовали более аккуратно и в рамках закона, они бы побоялись так нагло фальсифицировать материалы и «рисовать» новые эпизоды…».

(Обращение Г., вх. №0272/Г-13 от 25.03.2013г.)

 

Негативные практики, резонансные инциденты, публичные суждения, индукция общественного сознания привели к тому, что когда речь идет о правоохранительных органах, люди, как само собой разумеющееся, вспоминают о круговой поруке, коррупции и крышевании как неизбежных явлениях в деятельности силовиков. Более того, правоохранителям предъявляются претензии по любым вопросам: плохие дороги, рост оплаты за ЖКХ, грязные подъезды и свисающие с крыш сосульки – во всем этом нередко винят людей в погонах. Но в основе этих упреков лежит ощущение незащищенности и безнадежных поисков справедливости, когда невозможность решить обыденные житейские вопросы в органах власти, приводят граждан к тем, кто по определению должен охранять их права и кто является гарантом их соблюдения и восстановления. И, в конечном счете, для обывателя не так уж важно, чем вызвано отсутствие результата – объективной недостаточностью процессуальных полномочий или корыстными мотивами – в умах людей сложилось безоговорочное «знание жизни»: здесь «все куплено».

Несмотря на подобное отношение общества к деятельности правоохранительных органов, нельзя не отметить положительные тенденции в проводимой ими работе. В последнее время правоохранителя демонстрируют все большую открытость работы и готовность показывать реальное положение дел в сфере борьбы с преступностью, в том числе готовность выносить на обозрение общества даже те показатели, которые свидетельствуют о сохранении недостатков и наличии пробоев в работе системы. В частности, согласно представленной информации в 2013 году удельный вес жалоб на действия (бездействия) правоохранительных органов составил 37,7% от общего числа жалоб, разрешенных органами прокуратуры[1]. Судами области рассмотрено в 2013 году 35 уголовных дел в отношении сотрудников правоохранительных органов, вынесено 34 обвинительных приговора в отношении 41 лица (возбуждалось 74 дела). ГУ МВД России по Самарской области признает, что за год сотрудниками органов внутренних дел Самарской области допущено 6 575 фактов нарушения служебной дисциплины, правда это на 3,9% меньше, чем в 2012 году. Данные показатели свидетельствуют, что проблемы, несомненно, остаются, но вместе с тем предпринимаются реальные шаги по их преодолению.

Но на укоренение сомнительных и наивных «истин» о безнадежно прогнившей системе работает сохранение системных проблем, которые являются наиболее болезненными для большинства населения: формализм проверочных действий; незамотивированность работы на фактический результат, если он не приносит гарантированные ведомственные показатели; использование мер уголовного преследования в целях, далеких от обеспечения подлинной безопасности общества. Категоричность негативных оценок применительно к системе уголовной юстиции так сильна еще и потому, что данная деятельность предполагает наиболее интенсивное ограничение конституционных прав и свобод человека и гражданина – а это весьма чувствительная сфера и для общества в целом, и для отдельных граждан, вовлеченных в орбиту уголовного преследования. Жизнь доказала, что применение чрезмерных мер принуждения, неадекватная реакция со стороны правоохранительных органов, являющихся карательным механизмом государства, создание видимости работы вместо осуществления реальной деятельности приводит к обратному эффекту: росту преступности и появлению организованных преступных группировок, снижению показателей раскрываемости дел, ухудшению социально-экономической обстановки в регионе, росту неудовлетворенности населения эффективностью работы данной системы.

В 2013 году в адрес Уполномоченного по правам человека в Самарской области поступило 421 обращение по вопросам действий (бездействия) правоохранительных органов – это 13,4% от общего количества обращений, (в 2012 году – 336 обращений).

 

1. Сомнительная «честь мундира»

(формализм проверочных действий и реагирование на представления прокуратуры)

 

Из года в год Уполномоченным в качестве одной из основных проблем указывается формальный подход к проведению проверочных действий как по жалобам граждан на незаконные действия и (или) бездействие сотрудников правоохранительных органов, так и по сообщениям о совершенных преступных деяниях. Положительные сдвиги есть. В частности, по результатам рассмотрения жалоб и обращений граждан за 2013 год 21 сотрудник правоохранительных органов был привлечен к дисциплинарной ответственности и возбуждено 2 уголовных дела в отношении сотрудников правоохранительных органов. Но общая тенденция к формализму пока не преодолена.

Почему «формализм» демонстрирует неистребимую живучесть? Ведь нельзя сказать, что молодые люди, приходящие на службу в правоохранительные органы сплошь и рядом законченные бюрократы, равнодушные к людским судьбам. Но: сроки проверок, огромная загрузка, расстановка приоритетов (убийство важнее угроз пьяных соседей – там пока никого не убили), высчитывание перспектив («баранка» или можно довести до суда), ориентация на ведомственные показатели, недостаток узко специальных познаний (попробуй разберись в медицинских записях или бухгалтерии ТСЖ!) - все это создает у рядовых граждан, не ворочающих миллионами и не обладающих статусом, гарантирующем внимание к делу, ощущение полнейшей незащищенности.

Излюбленным способом отмахнуться от сведений о причинении насилия является информация, что заявитель признан виновным вступившим в законную силу приговором суда. Что нужно сделать, чтобы в профессиональном сознании правоохранителей утвердилась норма, что нарушение закона одним лицом, не дает права на ответное нарушение закона со стороны государственных органов и их должностных лиц? Порой создается впечатление, что вступивший в законную силу обвинительный приговор нивелирует все процессуальные нарушения, допущенные в отношении данного лица. Также распространенным является ответ, что проверка по доводам жалобы проведена, сообщенные сведения не подтверждены, факты нарушения законодательства отсутствуют. При этом более детальная информация о существе проведенных проверочных мероприятий не раскрывается. Правоохранительные органы, тем самым, как бы показывают, что они заняты важным делом, и рассмотрение поступивших жалоб – «мелочь», отвлекающая их от осуществления основной деятельности.

Весьма показательна в данной ситуации работа правоохранительных органов по жалобе Д., который обратился к начальнику отдела полиции с заявлением о систематическом совершении административных правонарушений в виде распития спиртных напитков на детской площадке в ночное время и нарушения тишины, и с просьбой о принятии профилактических мер, направленных на предотвращение дальнейшего совершения данных правонарушений[2]. В ответ же заявителем было получено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела по части 1 статьи 213 УК РФ (хулиганство). Следует отметить, что данное постановление абсолютно законно, так как такого преступления как хулиганство в данной ситуации действительно не совершено. Однако речь в обращении шла об административном правонарушении. Данные доводы так и не были проверены сотрудниками полиции. Заявителям ведь нужны не процессуальные тонкости, а действенные меры реагирования. Получается, власть призывает людей быть активными гражданами, помогать в поддержании общественного порядка (для этого даже создаются специальные дружины!). Но когда эти активные граждане требуют наведения порядка, на них просто не хотят обращать внимание.

Только после вмешательства в данную ситуацию Уполномоченного начальником полиции был сделан вывод, что уголовно-наказуемое деяние отсутствует, хотя на этом никто и не настаивал. В материалах проверки, наконец, усмотрели признаки административного правонарушения: нарушение тишины и покоя, но при этом про распитие спиртных напитков так и не упоминалось. Физическое лицо, подлежащее административной ответственности, так и не было не установлено. В результате сотрудник, проводивший проверку, был привлечен к дисциплинарной ответственности, также было сообщено, что руководителю патрульно-постовой службы направлено предложение о приближении нарядов патрулирования к месту совершения правонарушений, но сделано это было или нет – не сообщалось.

Между тем, в связи с длительностью проводимых проверочных мероприятий весенне-летний период 2013 года закончился, наступили холода и изложенные заявителем правонарушения прекратились сами собой: виновные лица не были привлечены к ответственности, а заявитель жалобы получил подтверждение, что на защите его прав находится только природа.

В другом случае ситуация разрешилась сама собой, самым печальным и естественным образом, так, что сотрудники полиции этого даже не заметили. Гражданин Е. в сентябре 2012 года обратился в полицию с жалобой на незаконные действия главы сельского поселения Кротково Похвистневского района Самарской области, выразившиеся в попытке демонтажа колодца с применением насилия и неподобающим его статусу поведением (нецензурная брань и оскорбления) [3]. По данной жалобе было вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием в действиях главы поселения состава преступления, предусмотренного статьей 116 УК РФ (побои). Между тем, из жалобы следовало, что в действиях главы поселения усматриваются признаки состава преступления, предусмотренного статьей 286 УК РФ (превышение должностных полномочий). Вопреки доводам жалобы проверка в отношении превышения должностных полномочий не была проведена. Обращения Уполномоченного по правам человека к руководителю Похвистневского межрайонного следственного отдела СУ СК России по Самарской области и к межрайонному прокурору не возымели результата. Был дан формальный ответ об отсутствии в действиях главы поселения признаков состава преступления в виде причинения побоев. И лишь после обращения Уполномоченного к прокурору Самарской области в июне 2013 года ранее вынесенные постановления об отказе в возбуждении уголовного дела были отменены в связи с выявленной неполнотой проверки, а межрайонный прокурор был предупрежден о персональной ответственности в связи с ненадлежащим осуществлением надзора за процессуальной деятельностью МСО СУ СК России по Самарской области. К этому времени заявитель скончался. Это не помешало и.о. руководителя МСО СУ СК России по Самарской области А.А. Митусову не только в очередной раз отказать в возбуждении уголовного дела, но и уведомить о результатах проверки заявителя, который ко времени направления ответа уже почти год, как ушел из жизни. Что лишний раз убеждает в нежелании объективно устанавливать обстоятельства, особенно там, где одна из сторон занимает руководящую должность.

Следует отметить, что подобный подход к рассмотрению обращений граждан создает условия для злоупотребления правом и возникновения эффекта «замкнутого круга». В частности, представители правоохранительных органов при рассмотрении данной проблемы часто апеллируют к чрезмерной загруженности сотрудников и отсутствию достаточного времени для проведения качественной проверки поступившего обращения. Указанный фактор действительно имеет место. Одному и тому же сотруднику полиции поступает заявление гражданина о совершенном преступлении, а после вынесения постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, этот же сотрудник рассматривает многочисленные жалобы потерпевшего на своё же постановление, причем количество таких жалоб законом не ограничено, поскольку постановление об отказе в возбуждении уголовного дела не имеет предельных сроков обжалования. В свою очередь, сроки рассмотрения обращения жестко регламентированы законом. В таких условиях, сотрудники правоохранительных органов, стремясь соблюсти сроки рассмотрения обращения, не имеют возможности или желания провести детальную проверку доводов жалобы по существу и вынуждены заниматься формальными отписками.

Между тем, формализм проверочных действий очень часто лежит на поверхности и граждане не могут его не замечать, что, в свою очередь, порождает недовольство работой правоохранительной системы, увеличение количества обращений и вовлечение все большего круга должностных лиц, которым направляются жалобы (от непосредственного руководителя лица, действия которого обжалуются, количество адресатов жалобы разрастается до прокурора Самарской области, генерального прокурора, депутатов, Уполномоченного по правам человека Самарской области и Уполномоченного по правам человека Российской Федерации и так далее вплоть до Президента Российской Федерации). Стоит ли отмечать, что в таких условиях, жалобы, направленные вышестоящим должностным лицам, постепенно спускаются к тому же исполнителю, которому приходится отвечать уже не на одну жалобу, а на пять и более. Круг замкнулся, система не работает: формальный подход к проверкам, проводимым в ответ на обращения граждан, вследствие чрезмерной загруженности влечет увеличение количества обращений и еще большую загруженность, которая опять-таки сводит все действия к формальным отпискам.

Представляется, что «разорвать этот замкнутый круг» возможно только посредством повышения качества проводимых проверочных действий и налаживания открытого диалога с обществом, в том числе, посредством более тесного взаимодействия с Уполномоченным, через которого можно осуществлять «обратную связь» с обществом в целях своевременной корректировки выявленных проблем. В этой связи нельзя не отметить, положительную тенденцию во взаимодействии Уполномоченного с органами прокуратуры и с органами внутренних дел. Однако до сих пор удручает ситуация во взаимодействии со следственным комитетом, в исправлении которой мы возлагаем надежды на нового руководителя Следственного управления СК России по Самарской области.

Обращает на себя внимание и некое противодействие между органами прокуратуры и следствия: прокуратура отмечает, что выявлены нарушения закона при проведении предварительного расследования, а органы следствия отвечают, что нарушений не выявлено. Так, например, при рассмотрении жалобы М. на действия следователя по незаконному изъятию автомобиля результат в виде возврата автомобиля владельцу был достигнут только после обращения заявителя к Уполномоченному[4]. При этом в ходе рассмотрении материалов проверки возникает ощущение «дежавю»: прокуратура Самарской области устанавливает нарушение прав владельца автомобиля, выразившееся в длительном бездействии по возврату автомобиля собственнику после проведения автотехнической экспертизы, выносит в адрес следственного органа требование о незамедлительном возврате, выявляет длительное бездействие по назначению компьютерно-технической экспертизы после изъятия бухгалтерской документации и системного блока. Однако в силу каких-то необъяснимых обстоятельств в ответе начальника Управления МВД России по г. Самаре указано, что нарушений требований уголовно-процессуального законодательства допущено не было. Автомобиль, правда, владельцу вернули. И, видимо, этот широкий жест сделал неуместным копание в нарушениях. Правоохранительным органом избрана тактика: раз последствия нарушения закона устранены, значит, нарушения отсутствуют. Но стратегически это крайне негативно сказывается на эффективности работы правоохранительных органов и подрывает доверие граждан, так как и «осадочек остался», и понять дали, что прокуратура нам не указ, а разговоры про «взаимодействие и координацию» - это для коллегий и совещаний, в жизни действуют другие реалии.

Если подобная тактика действует на уровне региональных структур, то ничего удивительного, что она воспроизводится на районном уровне. Например, по жалобе Х.[5] прокуратурой Самарской области установлено, что по уголовному делу, возбужденному в отношении заявителя, «не проведен ряд следственных действий» с указанием перечня этих действий[6]. В этой связи прокуратурой Железнодорожного района г. Самары начальнику СУ УМВД РФ по г. Самаре внесено требование об устранении нарушений уголовно-процессуального закона. Однако по результатам рассмотрения требования следственным органом проигнорированы доводы прокуратуры и отмечено, что по делу нашего заявителя «проведенной служебной проверкой нарушений в действиях следователя … не выявлено» [7].

В другой ситуации при рассмотрении жалобы Б. на незаконные действия сотрудников УФСКН, следователя и суда, выразившиеся в незаконном длительном содержании под стражей и длительном проведении расследования, а также хищении денежных средств, изъятых при его аресте, прокуратурой Самарской области выявлены волокита в проведении расследования и его ведение на низком профессиональном уровне, в связи с чем в адрес руководства СК УФСКН России по Самарской области вынесено требование об устранении нарушения закона и скорейшем принятии законного решения по делу[8]. Однако никаких мер принято не было, что повлекло повторное вынесение требования об устранении нарушения закона. Ответ органов следствия умиляет: нарушений закона не выявлено, а заявитель жалобы признан виновным во вменяемом ему преступлении вступившим в законную силу приговором суда.

Противовесом подобной тактики работы, избранной следственными органами, безусловно, является право прокуратуры отменять вынесенные постановления об отказе в возбуждении уголовного дела. Согласно данным прокуратуры Самарской области в 2013 году признаны незаконными и отменены 53 275 постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела, 9624 постановления о приостановлении предварительного расследования и 580 постановлений о прекращении уголовного дела.

Однако, впоследствии зачастую все спускается «на круги своя»: вновь выносятся отказные постановления. Да и отменяются постановления об отказе в возбуждении уголовного дела иногда по формальным основаниям, не гарантируя эффективную защиту прав заявителя.

Следует отметить, что в 2013 году проявилась тенденция рассмотрения обращений граждан, направленных органами прокуратуры или Уполномоченным для проверки в порядке статей 144-145 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (как сообщение о преступлении), как жалобы на действия или бездействия сотрудника правоохранительных органов. Подобное явление фактически представляет собой отказ от регистрации заявления о преступлении, вопреки требованиям статьи 144 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, и возложение обязанностей по установлению признаков состава преступления на заявителя. Возникает вопрос, а в чем тогда состоит деятельность следствия, как не в том, чтобы провести проверку и установить наличие или отсутствие признаков состава преступления, предусмотренного уголовным законодательством Российской Федерации.

Например, показательна ситуация с обращением адвоката С.[9] о необходимости проведения проверки действий сотрудников правоохранительных органов, участвовавших в задержании пьяного автомобилиста и преследовавших его от г. Тольятти до г. Самары мимо всех постов. Заявитель полагал, что сотрудники ДПС недостаточно квалифицированными действиями допустили ситуацию, при которой автомобилист вылетел на встречную полосу и допустил наезд на пешехода, в результате чего пешеход скончался на месте дорожно-транспортного происшествия. Независимый анализ ситуации показывает отсутствие прямой причинно-следственной связи между действиями ДПС и дорожно-транспортным происшествием. Но все проверяющие структуры рассматривали только незаконные действия автомобилиста, тщательно уходя от оценок действий сотрудников ГИБДД, в которых, по мнению заявителя, усматривались признаки халатности, ответственность за которую предусмотрена ч. 2 ст. 293 Уголовного кодекса Российской Федерации. Вывод о наличии в действиях сотрудников ГИБДД состава преступления весьма спорен, но данное обстоятельство не создает оснований для отказа от проведения проверки по поступившему заявлению о преступлении.

В такой ситуации следует вывод, что в 2013 году сохранилась тенденция реакции правоохранительной системы на обращения граждан по вопросу нарушения прав и свобод человека и гражданина в сфере уголовной юстиции не повышением качества работы и системными изменениями, а посредством выработки защитных механизмов. Как часто жалобы и обращения граждан на действия сотрудников правоохранительных органов признаются обоснованными? Из 8 287 жалоб на действия (бездействие) и решения по вопросам принятия, регистрации и рассмотрения сообщений о преступлениях органами прокуратуры удовлетворено 767 жалоб (9,3 %). Из 6 388 обращений по вопросам следствия и дознания удовлетворены 368 обращений (5,8 %)[10]. Это немало, но получается, что остальные 90% жалобщиков либо клевещут на «органы», либо добросовестно заблуждаются…

 

2. Потерпевший, потерпите!

(о нарушениях права потерпевших)

 

Уголовно-процессуальное законодательство предусматривает обязанность возбуждения уголовного дела и осуществления уголовного преследования в каждом случае при наличии признаков преступления. Однако необоснованные отказы в возбуждении уголовных дел, волокита и другие нарушения прав потерпевших (их законных представителей) остаются насущной проблемой в практике работы правоохранительных органов, что подрывает доверие граждан ко всей государственной системе уголовного судопроизводства.

Так, например, по заявлениям граждан на возбуждение уголовных дел в отношении правонарушителей ушло не менее чем по полтора года после неоднократного вынесения постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела[11], [12].

По заявлению М. о совершенном в 2009 году в отношении него преступления группой лиц, среди которых фигурировал майор милиции, за период с сентября 2010 года по октябрь 2012 года 7 раз приостанавливалось предварительное следствие и 2 раза прекращалось уголовное дело, выделенное в отдельное производство[13]. Лишь в марте 2013 года по фактам допущенной волокиты и нарушения требований статьи 6.1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, предусматривающей разумный срок уголовного судопроизводства, органом прокуратуры внесено требование об устранении нарушений федерального законодательства органом предварительного следствия, которое было удовлетворено.

Обращает на себя внимание, что факты волокиты в возбуждении и расследовании уголовных дел наиболее распространены в тех сферах, которые наиболее болезненно воспринимаются обществом. В частности, наиболее чувствительными для граждан являются дела, связанные с дорожно-транспортными происшествиями, в которых имеются жертвы и пострадавшие, однако, органами дознания не проводятся в полном объеме необходимые мероприятия для установления и оценки всех фактических обстоятельств и необоснованно отказывается в возбуждении уголовных дел.

Подавляющее большинство всех жалоб, связанных с дорожно-транспортными происшествиями, касаются бездействия сотрудников правоохранительных органов по признанию граждан потерпевшими. Отсутствие признания процессуального статуса лица как потерпевшего в результате совершения преступного деяния является непреодолимым барьером для реализации принадлежащих ему прав, предусмотренных процессуальным законодательством. Следует отметить, что в решение данной проблемы, наконец, вмешался законодатель. Федеральным законом от 28.12.2013 № 432-ФЗ в статью 42 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации внесены изменения, согласно которым жестко определены сроки по принятию решения о признании лица потерпевшим. В частности, решение о признании потерпевшим принимается незамедлительно с момента возбуждения уголовного дела. Если же на момент возбуждения уголовного дела отсутствуют сведения о лице, которому преступлением причинен вред, решение о признании потерпевшим принимается незамедлительно после получения данных об этом лице.

С учетом внесенных изменений, у правоприменителей не должно остаться оснований для уловок. В то же время, следует обратить внимание, что проблема бездействия по признанию лица потерпевшим может плавно переместиться в бездействие по регистрации сообщения о преступлении и возбуждении уголовного дела. Нет уголовного дела, нет потерпевшего…

Так, например, в результате дорожно-транспортного происшествия, произошедшего в декабре 2012 года, водитель автомобиля без учета дорожной обстановки, не обеспечив соблюдение скоростного режима в условиях ограниченной видимости, совершил наезд на пешехода М., который в результате полученных телесных повреждений скончался на месте происшествия[14].

Следственные органы на протяжении 10 месяцев неоднократно отказывали в возбуждении уголовного дела, занимаясь вместо проведения необходимых следственных действий сомнительными мероприятиями, никоим образом не способствующими установлению события преступления, изобличению лица или лиц, виновных в совершении преступления.

Аналогичным образом, в результате дорожно-транспортного происшествия, произошедшего в августе 2011 года, погиб сын нашего заявителя У., а он сам и его жена получили многочисленные телесные повреждения, потребовавшие проведения неоднократных операций[15]. В возбуждении уголовного дела по данному происшествию неоднократно отказывалось в связи с невозможностью устранения имеющихся противоречий в пояснениях участников ДТП. Между тем, органами прокуратуры данные постановления отменялись по основанию неполноты проведенной проверки. До настоящего времени данный вопрос не получил своего разрешения.

В этой связи вновь обращает на себя внимание сложность и необходимость наличия специальных познаний (квалификации) в расследовании уголовных дел, связанных с дорожно-транспортными происшествиями. Вместо проведения необходимых следственных экспериментов, назначения экспертиз и осуществления других мероприятий действия правоохранителей нередко ограничиваются формальным осмотром места происшествия и неполными исследованиями, которые не могут быть положены как в основу виновности, так и в основу невиновности лица, совершившего дорожно-транспортное происшествие.

Нарушение прав потерпевших связано и с неверной квалификацией содеянного, поскольку в подавляющем большинстве случаев происходит занижение степени ответственности виновных лиц. В частности, только после вмешательства Уполномоченного по обращению П. стала возможной переквалификация действий обвиняемых с побоев (ч. 1 ст. 116 Уголовного кодекса Российской Федерации – преступление небольшой тяжести и относится к категории частного обвинения) на причинение тяжкого вреда здоровью группой лиц, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего (ч. 4 ст. 111 Уголовного кодекса Российской Федерации – особо тяжкое преступление, относящееся, безусловно, к делам публичного обвинения и обладающее высокой степенью общественной опасности)[16]. Вообще-то подобное изменение квалификации – нонсенс, демонстрирующий существенные недостатки при проведении предварительного расследования, которые в конкретном рассматриваемом случае были устранены лишь сторонним вмешательством.

Также весьма значительна роль внимания общественности для защиты прав потерпевших, обеспечения объективного и своевременного расследования обстоятельств преступлений, совершенных с участием лиц, обладающих «особым» статусом. В частности, пристальное внимание к обстоятельствам происшествия, ходу расследования, в том числе его срокам, является одним из гарантов возбуждения уголовного дела, а также проведения дальнейшего расследования уголовного дела, возбужденного по факту дорожно-транспортного происшествия, произошедшего 6 сентября 2013 года в Самарской области с участием автомобиля под управлением депутата Самарской Губернской Думы Сомова Н.Л., в результате которого один из потерпевших скончался, и по которому первоначально не было дано какой-либо официальной информации или комментариев. Представляется, что активное освещение данного происшествия в СМИ и блогосфере не позволяет прекратить расследование данного дела до проведения всех необходимых и возможных следственных действий[17].

 

3. УК или Убрать Конкурента?

(использование мер уголовного преследования в качестве репрессивного механизма)

 

Справедливости ради нельзя не заметить, что отдельные граждане злоупотребляют возможностью бесконечных обращений с жалобами и заявлениями о незаконных действиях, как сотрудников правоохранительных органов, так и отдельных граждан. При этом указанными лицами преследуются разные цели. Это могут быть как мотивы самоутверждения, вредительства лицам, в отношении которых указанные обращения подаются, так и тактические цели по затягиванию различных процессов, развивающихся в отношении самих подателей жалоб и заявлений. Обычно такие обращения имеют неоднократный характер, адресатами указываются различные высокопоставленные должностные лица из числа руководителей правоохранительных органов, а также органов законодательной и исполнительной властей.

Но есть и прецеденты использования мер уголовного преследования для решения конфликтных вопросов между предпринимателями, и устранения конкурентов путем заключения их под стражу, либо иного ограничения принадлежащих им прав и свобод. Весьма показателен случай, когда гражданин В., являющийся учредителем и директором общества с ограниченной ответственностью, был обвинен в совершении преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 159 Уголовного кодекса Российской Федерации (мошенничество в особо крупном размере) [18]. В отношении данного гражданина на протяжении 2008 года уголовное дело возбуждалось по заявлениям конкурентов 6 раз и 6 раз прекращалось. Расследование указанного уголовного дела продолжается до настоящего времени. В течение этого времени уже 6 лет гражданин В. находится под следствием и его права ограничены применением к нему меры пресечения в виде подписки о невыезде. Более того, в настоящее время уже прошел срок давности для привлечения лица к уголовной ответственности, между тем, согласно представленным материалам, дело до сих пор находится в суде, ходатайства о прекращении отклоняются, а права гражданина В. продолжают нарушаться.

В другой ситуации уголовная юстиция использована как репрессивный механизм в целях осуществления захвата действующего бизнеса и оказания психологического давления. В частности, с 2010 года предпринимаются попытки оказания давления на собственника и руководителя одного из компании, являющейся застройщиком строительного комплекса «Город мира». Не вдаваясь в подробности финансового конфликта между сторонами, считаем нужным обратить внимание на процессуальные нарушения, повлекшие нарушения личных прав гражданина А. и членов его семьи[19].

В целях осуществления расследования одного из уголовных дел, возбужденных в отношении А., органами предварительного следствия были проведены обыски в принадлежащих ему жилых помещениях с нарушениями, совокупность которых трудно объяснить спешкой или неопытностью следователей. При этом рассмотрение неоднократных жалоб А. и его жены относительно незаконных действий следователя при производстве обыска неизменно заканчивались утверждением, что оценка достоверности и допустимости доказательств будет дана на стадии принятия решения по уголовному делу, поступившему с обвинительным заключением. Но после драки, как известно, кулаками не машут. И возникает закономерный вопрос, почему гражданину отказывается в реализации права на обжалование незаконных действий следователя, предусмотренного ст. 123 Уголовного-процессуального кодекса Российской Федерации?

Следует отметить, что попытки использования уголовной юстиции в качестве репрессивного механизма в целях достижения собственных интересов и устранения конкурента наблюдаются и в иных сферах общественных отношений, в том числе при заключении гражданско-правовых сделок, например, предоставление займа между гражданами. Так, И. был привлечен к уголовной ответственности за совершение преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 159 Уголовного кодекса Российской Федерации (мошенничество в особо крупном размере)[20]. При этом признаки преступления были выявлены и данное уголовное дело было возбуждено лишь после того, как И. не исполнил решения суда о взыскании в пользу граждан Н. и Г. денежных средств, ранее полученных им в качестве займа. Представляется, что в подобном случае уголовная юстиция была использована в качестве механизма исполнения решения суда по гражданско-правовому спору, что противоречит целям и задачам уголовного законодательства.

Весьма показательна и следующая ситуация. В ходе рассмотрения уголовного дела в отношении С. в Автозаводском районном суде г. Тольятти государственный обвинитель отказался от обвинения по ч. 1 ст. 222 Уголовного кодекса Российской Федерации (преступление, связанное с незаконным оборотом оружия)[21]. Уголовное преследование в этой части в отношении С. было прекращено. Между тем, судом не было разъяснено его право на реабилитацию и порядок возмещения вреда, причиненного последнему в ходе уголовного преследования по данной статье УК Российской Федерации. И даже когда С. в июле 2013 года обратился в Автозаводской районный суд г. Тольятти с соответствующим заявлением о праве на реабилитацию и возмещении вреда, регистрация данного заявления, а также назначение заседание было осуществлено лишь после направления соответствующих запросов в суд со стороны Уполномоченного. На момент подготовки настоящего Доклада ни в системе ГАС-Правосудие, ни на сайте Автозаводского районного суда г. Тольятти не была размещена информация о поступлении данного заявления, назначении по нему судебного заседания и результатах его рассмотрения.

Несмотря на детальное регулирование права на реабилитацию, порядка его реализации, сроков осуществления необходимых процессуальных действий со стороны должностных лиц правоохранительных органов и суда в действующем уголовно-процессуальном законодательстве, гражданам практически не приходится рассчитывать на возможность реализации данного права. Не внушает оптимизм по вопросу реализации права на реабилитацию и судебная статистика. Согласно отчету Управления судебного департамента в Самарской области о работе судов общей юрисдикции при рассмотрении уголовных дел по первой инстанции за 2013 год, общее количество лиц, в отношении которых вынесены оправдательные приговора, составляет 13 человек, а уголовные дела прекращены по реабилитирующим основаниям в отношении 19 человек. Соответственно, общее количество лиц, которые имели по итогам 2013 года право на реабилитацию и возмещение вреда составляет 32 человека[22]. При этом общее количество рассмотренных в 2013 году судами первой инстанции дел о возмещении вреда реабилитированному составляет 24 дела, из которых 10 заявлений удовлетворены, по 8-ми делам вынесены отказы в возмещении вреда, оставшиеся 6 дел не нашли отражения в отчете, так как либо они прекращены либо заявления по ним оставлены без движения и впоследствии возвращены заявителям. Таким образом, заявления о реабилитации удовлетворены лишь в отношении 1/3 граждан, имеющих данное право

 

3. Граждане лайкают, репостят и… становятся уголовниками!

(борьба с экстремизмом в Интернет и права граждан – пользователей Интернета)

 

Два случая – это слишком мало, чтобы говорить о массовом явлении, но именно они вызвали бурную реакцию общественности в силу несоразмерной реакции правоохранителей. Речь идет о привлечении к уголовной ответственности пользователей Интернета, допустивших перепост информации, содержащей признаки экстремизма. Они не являлись авторами публикаций и изображений, действительно сомнительных и некорректных, но нажав на пару клавиш, оказались уголовниками. Но статистика не всегда отражает общественную чувствительность. В логике социального развития два раза – это почти система. И чтобы процессуально-политическая изобретательность не приобрела уродливый размах, проактивная позиция наших беспокойных граждан иногда может оказаться тем самым барьером, не позволяющим раскрутиться «молоту ведьм».

Гражданка Ч. из Тольятти была признана виновной в совершении преступления, предусмотренного частью 1 статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации, а именно: в совершении умышленных действий, направленных на возбуждение ненависти, вражды, а также унижение достоинства группы лиц по признаку национальности с использованием средств массовой информации[23]. Между тем, данное уголовное дело позволило вскрыть системный недостаток норм российского уголовного права и практики их применения, позволившие, в итоге, привлечь Ч. к уголовной ответственности.

В рассматриваемом деле усматриваются признаки провокации со стороны сотрудников правоохранительных органов и отсутствие доказательств наличия в действиях Ч. обязательных элементов состава преступления (цели совершения данного преступного деяния сформулированы законом как обязательные элементы состава преступления). Весьма спорен вывод о совершении данного преступления с использованием средств массовой информации, что также является обязательным признаком уголовно-наказуемого деяния (в отсутствие указанных элементов действия Ч. подпадали бы под состав административного правонарушения, предусмотренного статьей 20.29 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях).

Аналогичная ситуация сложилась и в деле о применении принудительных мер медицинского характера за распространение экстремистских материалов. Гражданин К. был направлен на принудительное лечение в психиатрический стационар общего типа также за совершение преступления, предусмотренного частью 1 статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации, а именно: совершение умышленных действий, направленных на возбуждение ненависти, вражды, а также унижение достоинства группы лиц по признаку национальности с использованием средств массовой информации. При этом действия К. заключались лишь в том, что он, наткнувшись на мультипликационную картинку в социальной сети, «лайкнул» ее и сохранил на своей страничке.

Весьма показательна в данной ситуации избирательность нашей правоохранительной системы. Тот факт, что картинка, явившаяся причиной уголовного преследования К., находится на страницах десятков других пользователей интернета, так и не заинтересовал ни следствие, ни суд. В рассматриваемом деле, также как и в деле Ч. весьма спорным является доказательство наличия в действиях К. обязательных элементов состава преступления (цели совершения преступного деяния). При этом следует отметить, что применение принудительных мер медицинского характера является иной мерой уголовно-правового характера и может применяться исключительно в отношении лица совершившего преступление (ч. 1 ст. 97 Уголовного кодекса Российской Федерации). Таким образом, при применении данной меры должны быть установлены все признаки состава преступления, в том числе вина, что в деле К. весьма спорно. Данный случай опять-таки продемонстрировал ни чем не ограниченную широту усмотрения правоохранительных органов в случае применения ч. 1 ст. 282 Уголовного кодекса Российской Федерации.

Анализ материалов по данному обращению позволяет сделать вывод, что формулировка статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации не соответствует международным требованиям «качества закона». Рассматриваемая норма права сформулирована предельно неконкретно, что дает правоприменителю ничем не контролируемую свободу усмотрения и, в конечном итоге, может вести к произволу.

 

4. Царица доказательств

(ведомственная отчетность и права человека в системе уголовной юстиции)

 

Сколько копий, казалось бы, уже сломано в борьбе с «палочной» системой отчетности правоохранительных органов, но, похоже, она вполне успешно переживет любые реформы.

Как сделать из «баранки» нужный показатель, знает любой начинающий следователь. Нужно просто подтянуть «зависшие» эпизоды к лицам, уже имеющим судимость. Так, жалоба Б. – иллюстрация классической схемы дополнения к преступным эпизодам, совершенным лицом, привлекаемым к уголовной ответственности, еще нескольких, числящихся нераскрытыми[24]. В ходе расследования эпизодов возбужденного в отношении заявителя уголовного дела о краже имущества (статья 158 Уголовного кодекса Российской Федерации), в которых он признался, ему также были вменены эпизоды, которых он не совершал. Следует отметить, что из 20-ти эпизодов преступных деяний, вменяемых Б., на предварительном следствии в суде были подтверждены доказательствами и признаны обоснованными лишь 10 эпизодов.

Также тенденция погони за статистическими показателями проявляется в попытках любыми путями передать возбужденное уголовное дело в суд в отсутствие достаточных доказательств и при наличии противоречий в имеющихся показаниях свидетелей. Наличие указанных противоречий не повлияло на привлечение гражданина О. к уголовной ответственности[25]. Однако согласно ответу прокуратуры Самарской области, его доводы будут учтены при рассмотрении жалобы в кассационном порядке[26]. К сожалению, этот стандартный ход редко заканчивается действительным учетом доводов заявителей.

Обстоятельства, изложенные в жалобе В., показывают, что в желании покарать «явного преступника» могут быть не приняты во внимание ни процессуальные нарушения (отсутствие понятых при осуществлении процессуальных действий – задержания), ни длительное время пребывания исключительно в обществе сотрудников полиции (доставление задержанного до места проведения следственных действий со связанными руками, в отсутствии проведенного досмотра на месте задержания), ни отсутствие процессуальных гарантий «чистоты» изъятия у задержанного лица наркотических средств (отсутствие видеосъемки задержания и доставления, проведение досмотра спустя продолжительное время после задержания) [27].

Учитывая существенное количество жалоб на подобные нарушения личных прав лиц, привлекающихся к уголовной ответственности по ст. 228 УК РФ, в 2013 году Уполномоченным по правам человека был подготовлен специальный доклад «О нарушении личных и процессуальных прав в условиях противодействия незаконному обороту наркотиков», в котором сформулированы предложения, направленные на сокращение практики злоупотреблений со стороны лиц, проводящих оперативно-розыскные мероприятия, включая провокацию преступлений.

Одинаково мифическими являются как реальные масштабы насилия в правоохранительных органах с целью получения признательных показаний, так и их оценки в массовом сознании. Официально фигурируют лишь единично доказанные факты, а граждане в любом отделе полиции готовы увидеть отголоски «Дальнего», отношение в котором к задержанным прогремело на всю страну. Усугубляют ситуацию, сложившуюся по данному вопросу, попытки правоохранительной системы скрыть выявленные «нелицеприятные» факты, вместо того, чтобы совместно попытаться искоренить данную проблему.

К Уполномоченному поступила жалоба адвоката В. в интересах С., в которой говорилось о применении сотрудниками полиции к ее подзащитному пыток электрическим током в целях получения признательных показаний в совершении вменяемого ему преступления (организация разбойного нападения) и еще трех нераскрытых преступлений, «висящих» на данном отделе полиции[28]. Применение пыток подтверждается результатами судебно-медицинской экспертизы, в ходе которой было выявлено 25 следов применения электрошокера.

Между тем, обращения заявителя в прокуратуру, УСБ и следственный комитет не приносили своего результата, в возбуждении уголовного дела отказывалось в связи с отсутствием доказательств. При этом обращает на себя внимание тот факт, что С. был задержан в начале июля 2013 года, уже через день было проведено его медицинское освидетельствование, однако судебно-медицинская экспертиза была назначена лишь спустя практически месяц, а с заключением экспертизы, подтверждающим факт применения электрошокера, адвокат С. была ознакомлена лишь в середине сентября 2013 года.

Следует отметить, что несмотря на наличие явных фактов нарушения законодательства и указания конкретных фамилий сотрудников полиции, допустивших подобное обращение с задержанным, лишь после вмешательства Уполномоченного по данному факту было возбуждено уголовное дело (спустя 3 месяца после применения пыток).

При этом его расследование до сих пор не завершено, и есть основания полагать, что оно не будет иметь судебных перспектив.

Своеобразное обхождение даже с доказанными фактами пыток имело место при расследовании дела в отношении Ш., обвиняемого в совершении убийства[29]. Обвинение Ш. было построено, в основном, на признательных показаниях его самого, от которых он отказался в суде, указав, что данные показания были даны им вследствие применения пыток. При этом в деле имеется заключение экспертизы, подтверждающее наличие у подсудимого повреждений, образовавшихся в период его задержания. Более того, в материалах дела также имелось постановление о возбуждении уголовного дела в отношении конкретного сотрудника полиции по признакам преступления, предусмотренного п. «а» ч. 3 ст. 286 Уголовного кодекса Российской Федерации (превышение должностных полномочий с применением насилия). Тем не менее, вполне предсказуемым финалом стал обвинительный приговор Волжского районного суда.

В данной ситуации примечателен тот факт, что суд в целях опровержения заявления Ш. о применении к нему пыток указал на отсутствие приговора суда в отношении сотрудника полиции, применявшего к нему насилие. Хотя в период расследования уголовного дела в отношении Ш. было сделано все, чтобы затормозить расследование дела в отношении сотрудника полиции, а, по словам матери Ш., обратившийся к Уполномоченному на личном приеме, ей неоднократно заявляли, что эти дела друг к другу не имеют никакого отношения!

Кроме того, ссылка на отсутствие приговора в отношении сотрудника полиции не соответствует положениям процессуального законодательства. предусматривающих необходимость опровержения данного заявления подсудимого. Также данный вывод суда не соответствует и практике Европейского Суда по правам человека, согласно которой обвиняемый обязан доказать лишь то, что к нему могло быть применено насилие.

Установление указанной возможности свидетельствует о возникновении сомнений в достоверности используемых доказательств (в частности показаний обвиняемого, данных им на предварительном следствии), не устранение которых влечет их толкование в пользу обвиняемого. Наличие не опровергнутого стороной обвинения заявления лица о применении к нему пыток либо отсутствие эффективного расследования такого заявления является нарушением статьи 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, согласно которой запрещено применять к человеку пытки и иное унижающее честь и достоинство обращение.

Данное процессуальное нарушение, допущенное судом первой инстанции, было устранено в апелляционной инстанции, которая, тем не менее, оставила приговор в силе[30]. В качестве окончательного и неопровержимого довода судом апелляционной инстанции указано на то, что на момент рассмотрения апелляционной жалобы уголовное дело в отношении сотрудника полиции прекращено по п. 2 ч. 1 ст. 24 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (отсутствие в деянии состава преступления). Но вопрос все равно остался: а какую же оценку и когда, может получить заключение судебно-медицинской экспертизы о наличии телесных повреждений у Ш.?

Как остался без внимания и тот факт, что прекращение уголовного дела в связи с отсутствием в деянии состава преступления не свидетельствует об отсутствии события преступления. Факт наличия телесных повреждений у Ш. был установлен, сомнения в применении насилия не опровергнуты, вопрос так и остался открытым…

Данная ситуация показывает, что сознательное разделение основного уголовного дела в отношении заявителя и дела, возбужденного в отношении сотрудника полиции по факту применения насилия, довольно эффективно для правоохранительных органов.

Достоверность доказательств, возможно полученных с применением насилия, не ставится под сомнение, и данные доводы довольно легко парировать лишь ссылками об отсутствии обвинительного приговора по факту применения насилия. Обращаем внимание на недопустимость данной практики, противоречащей как уголовно-процессуальному законодательству Российской Федерации, так и нормам международного права.

Предметом жалоб к Уполномоченному в 2013 году было и применение со стороны работников правоохранительных органов психического и физического давления не только в целях получения явки с повинной, но и в целях принуждения лица, в отношении которого осуществляется уголовное преследование, на подписание ходатайства о рассмотрении его дела в особом порядке, предусмотренном главой 40 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации.

Следует отметить, что в этом случае рассмотрение уголовного дела происходит без проведения судебного разбирательства, что снижает возможности подсудимого на представление доказательств собственной невиновности.

При этом, как правило, при наличии подобного ходатайства не происходит тщательного выяснения обстоятельств его подписания, что не исключает злоупотребления со стороны сотрудников правоохранительных органов, в том числе по делам, связанным с незаконным оборотом наркотических средств.

Рассмотрение дел в порядке, предусмотренном главой 40 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, имеет еще один проблемный аспект, который пока не имеет решения, но активно используется правоохранителями в собственных целях. Большинство уголовных дел, где имеется возможность заключения досудебного соглашения о сотрудничестве являются групповыми, зачастую многоэпизодными.

Как правило, органы следствия, испытывая сложности в доказывании вины подозреваемых, обращаются к одному из привлекаемых лиц с «деловым» предложением, которое заключается в возможности заключения досудебного соглашения о сотрудничестве и в последующем, при выполнении условий соглашения, выделение уголовного дела в отношении конкретного обвиняемого в отдельное производство и направление его в суд для рассмотрения в порядке, предусмотренном главой 40 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации.

Часто такие предложения со стороны органов следствия сопровождаются еще одним существенным бонусом – изменение меры пресечения подозреваемому с заключения под стражей на подписку о невыезде. Поскольку предложение заманчивое, оно находит желающего его заключить и облегченно пройти процедуру расследования и суда, а также получить более мягкое наказание, чем грозит другим соучастником преступления.

На деле складывается патовая ситуация для других фигурантов дела, уголовные дела которых поступают в суд уже после вынесения судом приговора по выделенному делу.

Получается, что имеющийся приговор становится, как минимум, негативным фоном, а, как максимум, преюдицией для основного дела, поскольку содержит выводы о виновности одного из фигурантов, действовавшего в группе лиц.

Таким образом, процесс по основному уголовному делу приобретает формальные окраски и доводы стороны защиты рушатся судебным решением.

В этой связи представляется справедливым сначала рассматривать основное уголовное дело в обычном порядке, а уже после вынесения судебного решения по нему приступать к рассмотрению ранее выделенного уголовного дела в порядке, предусмотренном главой 40 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, либо установить запрет на преюдициальный характер ранее вынесенных судебных актов в порядке особого производства.